Васек Трубачев и его товарищи - Страница 50

К оглавлению

50

– Погоди, не тащи… Это чего блестит?

– Тут лужа, держа её за руку, говорил Васёк. – А вот камень… ставь ногу…

– Ишь ты, глазастый. А я шла, небось забрызгалась вся… Ну, какие же у вас дела разбирали? – благополучно минуя лужу, спросила тётка.

– Кто что натворил, – уклончиво сказал Васёк.

– Кто что натворил… А ты бы домой шёл.

Васёк засмеялся.

– Да меня, тётя, больше всех ругали там, – сознался он. – За поведение и всякие разные слова дурацкие… за грубость…

– А-а, – подняв кверху брови, протянула тётка, – за грубость?

– Ну да. Вот и тебя я тоже обидел.

– Ну… это что… Мы свои – не чужие! – заволновалась тётка. – А вожатый, он, конечно, знает, что делает. Коли задержал, значит, нужно было… это на пользу.

Васёк крепко прижал к себе тёткину руку.

– Ладно, ладно… Идём уж. Там тебе ужин приготовлен, а под тарелочкой… – Она остановилась и подняла вверх палец: – Суприз!

Глава 34
Р. М. З. С

Мазин сидел на берегу пруда и напевал свою любимую песенку:


Кто весел – тот смеётся,
Кто хочет – тот добьётся,
Кто ищет – тот всегда найдёт!

Он смотрел, как у края берега в тёмной воде отражаются набухшие почками ветки берёзы, как, переплетаясь с ними, вытягиваются тонкие иглистые сосны и громадной тенью ложатся мохнатые лапы старой ели. Теперь под этой елью чернеет глубокая яма, залитая водой. Это бывшая землянка Мазина и Русакова. Когда снег начал таять, в неё хлынули со всех сторон ручьи. Хорошо, что к тому времени у мальчиков появился новый приют…

Мазин вспомнил, как они с Петей шли домой со сбора. Петя ждал, что Митя вызовет в школу отца. Наказания он не боялся – он боялся потерять свою новую мать.

– Она уйдёт! – тоскливо повторял он всю дорогу.

– Не уйдёт! – лениво утешал его Мазин: ему не хотелось заниматься Петькиными делами. Он хотел разобраться в настоящем товариществе, о котором говорил учитель, а потому, не глядя на расстроенное лицо Русакова, нехотя бубнил, идя с ним рядом: – Птичья голова у тебя, Петька… И вообще, ты только о себе одном думаешь. Брось ты с этим делом нянчиться… Уйдёт – так другая найдётся!

– Другая? – Петька даже остановился. – Другая?! – От волнения у него перехватило горло. – А ты себе другую мать хочешь, Мазин?

– При чём тут это? – тоже останавливаясь, недовольно спросил Мазин?

– А при том, что ты… ничего не понимаешь в моей жизни, – с усилием сказал Петя, – а я… один. И ты лучше ничего не говори, если так…

– Как – так?

Петя молчал. Мазин почувствовал, что Петька вдруг отделился от него со всеми своими горестями и теперь уже будет решать свои дела тихо, про себя, не обращаясь за помощью к товарищу.

– Ладно, – сказал он прежним снисходительным тоном. – Я пошутил. Сейчас придумаем что-нибудь…

– Не надо.

– Что – не надо? Собери её вещи и спрячь, а пока она будет искать, отец сам уговорит остаться. Понял?

– Не надо, – тихо повторил Петя. – Ничего не надо мне, Мазин! Это не такое, чтобы придумывать что-нибудь. – Он отвернулся и сломал голую ветку у забора. – Этого ты не можешь… и не надо.

– Да ну тебя! – рассердился Мазин. – «Не можешь, не можешь»! Я всё могу!

Когда Петя ушёл, Мазин долго стоял во дворе и смотрел на его окна.

«Есть прямое, честное товарищество, а есть мелкое, трусливое выручательство», – вспомнил он слова учителя.

«Эх, жизнь! Пойду завтра к его мачехе и напрямки начну действовать», – решил Мазин.

* * *

За ночь решение окрепло. Мазин застал Екатерину Алексеевну одну. Она сидела за работой – подшивала Петины брюки. Изо рта её торчали булавки, а в длинных ловких пальцах мелькала иголка. Мазин поздоровался и, оглядев новые Петины брюки, вежливо сказал:

– Симпатичные брючки.

Мачеха засмеялась с закрытым ртом, булавки запрыгали на её губах.

«Ещё подавится!» – с тревогой подумал Мазин и сказал:

– Выньте изо рта булавки. Я к вам по делу пришёл.

С тех пор как Петя первый раз привёл к себе Мазина, прошло много времени. Екатерина Алексеевна уже хорошо знала этого смешного, толстого, спокойного мальчика, товарища Пети. Она с интересом прислушивалась к коротким фразам, которые бросал Мазин Пете во время игры или занятий. Ей нравился Мазин, но где-то про себя она опасалась того влияния, которое он имел на Петю.

«Если хорошенько браться за Петю, то сначала нужно взяться за Мазина», – нередко думала она, наблюдая их вместе. Но до сих пор Мазин был неуловим, никогда не обращался к ней с вопросами и сам отделывался короткими ответами.

– Какое же у тебя ко мне дело? – опуская на колени шитьё, спросила Екатерина Алексеевна.

– А вот какое. – Мазин придвинул стул и сел прямо против неё. – Я, как настоящий товарищ Пети Русакова, считаю, что нам надо прямо и честно объясниться. – Он заметил смешливые искорки в глазах Петиной мачехи и насупился: – Вы не смейтесь. Это не такое, чтобы смеяться. Это такое, что заплакать можно, если вы для Петьки как мать родная. Мазин вспыхнул и рассердился: – Мне тоже, как товарищу, не очень-то легко!

Екатерина Алексеевна сложила руки на коленях и умоляюще посмотрела на него:

– Коля, если что-нибудь случилось, ты говори сразу… ну, сразу!

– Не бросайте Петьку никогда, если даже отец его выпорет! Понятно? – выпалил Мазин.

* * *

В тёмной воде один за другим исчезали камешки, брошенные Мазиным. От камешков расходились ровные спиральные круги.

«Плакала, – вспомнил Мазин. – И Петька плакал… – И, удивлённо поглядев на своё отражение в воде, Мазин скорчил гримасу. – И я плакал… Эх, жизнь!»

Но зато не только Петина мачеха осталась навсегда в Петином доме, а и всё имущество из землянки перекочевало в русаковский дом, который стал теперь самым прочным местом на свете. И даже Русаков-отец потерял свой грозный вид.

50