Забывшись, он тревожно смотрел на Сергея Николаевича, но тот ничем не отличал его от Лиды и Одинцова. Посидев полчаса, он взглянул на часы и поднялся:
– Ну, а теперь пойдёмте на сбор! Опаздывать пионерам не полагается. И учителю тоже не полагается…
«Вот оно!» понял Васёк.
Он надел шапку, пальто и остановился на пороге. Учитель, проходя мимо, легонько обнял его за плечи:
– Пошли.
Митя сидел в своей маленькой комнатке и сосредоточенно думал. Мысли были тревожные. Он сожалел, что раньше не пошёл к Трубачёву и по-товарищески не поговорил с ним. В дружеском разговоре, один на один, всегда находятся такие простые и нужные слова. Тут и голос другой и глаза смотрят в глаза, прятаться и что-то скрывать делается невозможным. Разве мало было у Мити таких случаев? Никто в школе и не знал о них. Митя откинул со лба волосы и устремил в одну точку взволнованный взгляд.
«Он пионер, я комсомолец. Я сам только что вышел из пионеров; таким же, как он, был. Ошибки у всякого человека бывают – это что же, без этого не обходится. Но тут самое главное что? Чтобы он понял… Он парень неглупый… – Митя грустно покачал головой: – Эх, опоздал я… Без этого дружеского разговора теперь и на сборе не то будет. Как-то и сам не подготовлен, и парнишка внутренне не подготовлен…»
Митя стал думать о сборе: «С чего начать? Если прямо с заметки Одинцова? И непосредственно перейти к дисциплине? Ударить по этому вопросу!»
Он вспомнил совет Сергея Николаевича:
«Вы только не торопитесь… Не выводите поспешных заключений. Дайте ребятам высказаться, поспорить… Трубачёв, возможно, заупрямится…»
«Не возможно, а наверняка, – усмехнулся Митя. – Я этого парня как свои пять пальцев знаю. Если он сразу не пришёл ко мне и не рассказал, в чём дело, значит, что-то тут есть, чего он, хоть убей его, не скажет. А что? Поди вот, разбери! Верно, ктонибудь ещё впутан в это дело. Эх, пошёл бы я к нему – всё было бы проще!»
– Митенька, – окликнула его из-за перегородки мать, – обедать-то сейчас будешь или с отцом?
– С отцом, с отцом… – рассеянно ответил Митя и вдруг, прислушавшись к возне за перегородкой, побежал в кухню. – У тебя что, мама, пирожки? Дай мне один. Вот так, в рот прямо… Во! Есть! Ещё один! Для бодрости, так сказать. Ещё, ладно?.. Стой, стой, хватит!
Он вернулся в комнату, держа на ладони пышные горячие пирожки, и, отправляя их в рот один за другим, кричал матери:
– Здорово ты их делаешь! Просто замечательно!
– Ну вот и покушай! – отвечала из-за перегородки мать. – А то всё, слышу, бегаешь, бегаешь по комнате… Не ладится, что ли, у тебя что, Митенька? – просовывая в дверь голову, с беспокойством спросила она.
– Ничего, мама, всё сладится. У нас да не сладится! – весело ответил Митя.
Он снова мысленно представил себе сбор, всех ребят, Трубачёва и решительно стукнул кулаком по столу:
«Вожатый не должен допускать ни малейшего ослабления дисциплины! Трубачёв – председатель совета отряда. По нему равняются другие ребята. Надо так крепко начать, чтобы сразу почувствовалось моё отношение к этому делу… со всей строгостью!»
Митя подошёл к окну.
«Если б найти такие живые, настоящие слова! Ребята-то, в общем, народ чуткий. Только б начать. А потом они сами… Да, Сергей Николаевич прав!»
Митя взглянул на часы и стал собираться. Почистил лыжную куртку, пригладил волосы, поправил на груди комсомольский значок.
Пора!
Он вышел на улицу и зашагал к школе.
Сбор был назначен в пионерской комнате. Ребята стояли кучками, о чём-то тихо переговариваясь между собой. Девочки сидели на скамейках, подобрав ноги и сложив на коленях руки. Не было обычного шума, острот и поддразнивания друг друга.
Митя беглым взглядом окинул собравшихся, поздоровался и сел за стол.
Приход учителя вызвал движение среди ребят. Здоровались негромко, усаживались, стараясь не скрипеть стульями.
Васёк Трубачёв стоял рядом с Одинцовым. Саша незаметно для себя придвинулся ближе к Ваську. Мазин, засунув руки в карманы, стоял в стороне. Глаза у него были тусклые, лицо равнодушное.
Рядом с ним Петя Русаков со своим серым личиком был похож на мокрого воробушка. Он ёжился и натягивал рукава курточки.
Лида Зорина, усадив своё звено на скамейку, сидела сбоку с напряжённым, страдальческим выражением лица, склонив набок чёрную, гладко причёсанную головку. Синицына, расталкивая локтями соседок, уселась посередине скамейки и смотрела на Митю и учителя так, чтобы они могли прочесть на её лице, что она ни в чём не виновата. За её спиной слышалось короткое, взволнованное дыхание Малютина – он только что спорил с кем-то из ребят и никак не мог успокоиться.
– Малютин, сядь! – шептала ему Валя Степанова.
Когда наступила полная тишина, Митя порывисто встал, с шумом отодвинув стул:
– Ребята! На сегодняшнем сборе мы должны обсудить поведение председателя совета отряда Трубачёва. Ни для кого не секрет, что последнее время Трубачёв ведёт себя плохо…
По комнате пронёсся неясный шум – все повернули головы в сторону Трубачёва. Трубачёв двинулся вперёд. Лицо у него побелело, и рыжий чуб загорелся на лбу.
«Эх, жалко парня!» – с досадой подумал Митя и тут же, рассердившись на себя, крепко стукнул кулаком по столу:
– Да, плохо! Недостойно пионера! Срывает дисциплину в классе, самовольно уходит с уроков, не является в школу и в конце концов зачёркивает свою фамилию в статье Одинцова…
– Я не зачёркивал! – с силой выкрикнул Васёк.
Кучка ребят дрогнула и сдвинулась тесней. Кто-то из девочек громко вздохнул. Валя Степанова смахнула со лба разлетающиеся ниточки волос и крепко сжала ладони. У Нади Глушковой на круглом лице выступила лёгкая испарина. Лида не шелохнулась.