И теперь, разговаривая с Андрейкой, чувствовал облегчение и радость оттого, что он больше не является противником Трубачёва.
Андрейка тоже радовался:
– Вот и хорошо, что ты сознательный! Васёк ведь ничего не знал – я земляков секретно привёл!
Успокоив своих ребят, Кудрявцев вместе с Андрейкой сделал на бумаге чертёж красивых ворот. Обсуждая этот чертёж с ремесленниками, он сказал:
– Надо Трубачёва спросить. Как ему – нравится или нет? А для директора пусть сюрприз будет!
Бригады вдруг слились вместе, дружно захлопотали. На втором этаже из окна учительской глядел директор.
– Чуть свет пришли, – шептал за его спиной Грозный. – Я вышел – батюшки мои, забор ставят! А вон тот курносенький железнодорожник – важный паренёк такой… Это, говорит, мои земляки помогать пришли…
Леонид Тимофеевич вынул носовой платок, протёр очки:
– Вот и мы с тобой, старик, за наш труд получаем награду. Да ради одного этого можно всю жизнь ребятам отдать!
– Уж меня и то за сердце взяло, – покачал головой школьный сторож.
В раскрытое окно донеслись шумные голоса, дружная команда.
– Столбы на ворота ставят, – выглянув, сказал директору Грозный.
Тётя Дуня не спала ночь. Васёк слышал её тихие шаги в кухне и, так же как она, думал об отце. Он представлял себе палату для тяжелораненых. Такая палата была в их госпитале. Там бессменно дежурили врачи и сёстры, туда не пускали ребят. Проходя по коридору, Васёк не раз видел в полуоткрытую дверь неподвижные, вытянувшиеся на койках фигуры, острые, бледные лица, выглядывавшие из бинтов лихорадочно блестевшие глаза. Мимо этой комнаты проходили на цыпочках… Теперь Васёк мысленно представлял, что в такой же палате лежит его отец, он видел свесившуюся с койки его безжизненную руку…
Васёк маялся всю ночь. Он открывал глаза, переворачивал намокшую от слёз подушку, снова видел перед собой госпитальную палату для тяжелораненых, слышал доносившиеся шорохи из комнаты тёти Дуни, засыпал, просыпался…
За окном медленно светало. Наконец, измученный тяжким беспокойством, он крепко заснул. И вдруг сразу с бьющимся сердцем вскочил на ноги. В окно глядело светлое утро, а внизу около входной двери раздавался звучный голос почтальонши:
– Знакомы-и! Письмецо получайте!
Давно-давно не будил их этот голос.
Опередив тётю Дуню, Васёк в одной рубашке выскочил во двор, схватил из рук почтальонши письмо… Прыгающие буквы на конверте ничем не напоминали ровный почерк Павла Васильевича, и всё же Васёк чувствовал, что это письмо от отца.
«Жив!» – мелькнула в голове у Васька радостная мысль.
– Сам ли пишет? – прошептала тётя Дуня, глядя, как племянник дрожащими руками разрывает конверт.
Павел Васильевич писал сам. Он сообщал, что лежит в госпитале, что попал он туда будучи тяжело контуженным.
«Лежал я, мои дорогие, как мёртвый. Был глухой, немой. Не знал, когда ночь, когда день. Теперь понемногу стал приходить в себя, но здоровье возвращается не сразу. Сначала заговорил, потом стал сам ворочаться, а сейчас вот пишу левой рукой. Ты, Рыжик, таких каракулей не писал и во втором классе, а я вот пишу и радуюсь. Врачи обещают помаленьку выправить меня; может, ещё и послужу Родине… Ты, Васёк, за тёткой смотри в оба глаза: она у нас чуть что – в слёзы… Со слезами надо, Дунюшка, справляться, крепче закалку иметь. А вы лучше порадуйтесь, мои дорогие, потому что присвоено мне высокое звание Героя Советского Союза…»
Отец писал ещё, что, как только выйдет из госпиталя, обязательно побывает дома.
«Вот и свидимся мы снова. Как дойду я в своих мыслях до этой минуты, так и молодею душой…»
Васёк бросился обнимать тётю Дуню:
– Приедет, приедет! Выздоравливает он!
– Погоди, погоди! Читай сначала! Не разобралась я ещё, что и как… Левой-то рукой зачем он пишет? Ничего я не разобралась толком. Когда хоть приедет-то?.. Ведь Героя получил отец!.. Читай, голубчик, с первой строки, как он пишет…
Васёк читал с первой строки до последней. Снова начинал с первой… Тётя Дуня, поправляя очки, заглядывала через его плечо.
– О слезах-то прочти… Ишь, чтобы не плакать по нём! Распоряжение какое даёт, гляди-ка!.. Читай с первой строки. Ох ты батюшки! Читай, читай! Ничего я толком не разберу… Дай-ка хоть в очки своими глазами погляжу, – повторяла тётя Дуня.
Васёк еле выпросил у неё письмо, чтобы почитать ребятам. Он решил показать его после занятий, боясь нарушить дисциплину на уроке, так как со вчерашнего дня их учительницей окончательно стала Елена Александровна. Она пришла на урок и решительно заявила:
– Теперь мы будем с вами заниматься два часа ежедневно одной арифметикой. Остальные занятия будет вести Екатерина Алексеевна, как и вела раньше…
Приход её снова ободрил ребят. Они ловили каждое её слово с напряжённым вниманием. Но сегодня Васёк всё же не выдержал.
– Я получил письмо от отца! – неожиданно громко сказал он.
Письмо читали все. Екатерина Алексеевна крепко поцеловала Васька.
– Нам с Петей отец пишет часто, но я понимаю, что вы с тётей Дуней пережили, когда не было писем, – сказала она.
Елена Александровна прочитала письмо Павла Васильевича вслух, потом про себя. Ребята, гордясь отцом своего товарища, нетерпеливо и радостно ждали, что она скажет. Елена Александровна ничего не сказала о письме, а со своей обычной живостью подошла к СТОЛУ и предложила:
– Садитесь! Мы сейчас напишем Павлу Васильевичу все вместе!.. Хорошо, Васёк?
Она в первый раз назвала Васька по имени, – ему было это очень приятно. Но больше всего обрадовало его, что они все вместе напишут письмо отцу. Писали все. В бодрых, жизнерадостных строчках чувствовались светлые надежды на счастливое будущее.