Васек Трубачев и его товарищи - Страница 136

К оглавлению

136

Васёк вспоминает жалкую кучку своих товарищей, испуганных, голодных, в грязных куртках…

На глаза его навёртываются слёзы. Он встаёт и присаживается ближе к яме, где спят вповалку ребята. Тёплое дыхание их успокаивает его. Трудно дышит Сева, но он тоже спит, повернув к Саше бледное лицо. Не спит только Генка, его глаза широко открыты. Васёк боится заглянуть в Генкины глаза, боится окликнуть товарища. Он со вздохом отворачивается.

Что делать? Как поступил бы на его месте взрослый командир? Куда он повёл бы свой отряд? Какие-то смутные воспоминания проносятся в голове… обрывки рассказов о твёрдых, бесстрашных коммунистах, страницы прочитанных книг.

Возникает лицо Сергея Николаевича. Васёк видит учителя в классе, на сборе, мысленно представляет себе учителя и на фронте. Вот он стоит среди бойцов, такой спокойный, подтянутый, в военной форме. Васёк видит и бойцов, окружающих учителя, – они такие же спокойные и подтянутые, как их командир. Они пойдут за ним в бой, может быть, на смерть, они не растеряются перед любой опасностью.

Васёк машинально стирает с рукава прилипший комок глины. Почему он не заставил ребят вычистить курточки и привести себя в порядок? На что он похож сам! Ведь он командир! Разве было бы так при Мите или Сергее Николаевиче? Васёк потихоньку спускается к ручью, растягивает на траве одежду, трёт холодной водой щёки, приглаживает непокорный чуб. Потом застёгивается на все пуговицы, медленно поднимается назад и осторожно вытаскивает из-под головы Одинцова вещевой мешок. В нём хранится пионерское знамя. Когда-то вместе с Митей, собираясь уходить из села, они аккуратно завернули его в платок и спрятали на самое дно вещевого мешка. Васёк присаживается на корточки и осторожно вынимает сокровище отряда. Свет луны падает на шёлковое знамя, блестит и переливается в мягких складках.

Васёк с трепетом читает вышитые на знамени знакомые слова:

«К борьбе за дело Ленина будь готов!»

– Всегда готов! – шепчет Васёк.

Эти слова вливают в него новые силы. Мысли становятся ровнее, спокойнее.

Неожиданно приходит решение: «Я поведу ребят в Макаровку, от Миронихи узнаю о партизанах, может быть, о Мите, возьму девочек. Я должен привести свой отряд к Мите!»

Васёк срезает толстую ветку орешника и при свете луны обтачивает ножом древко. Бобик тихонько вылезает из ямы и, широко зевая, садится рядом с мальчиком. Тёплая шерсть собаки напоминает забытый домашний уют. Но Васёк не позволяет себе вспоминать ничего, что может вызвать на глаза слёзы. Он не должен плакать! Командиры не плачут!

Васёк надевает на древко знамя и встаёт.

Приложив древко к плечу и вытянувшись во весь рост, он неподвижно стоит под Красным знаменем, облитый лунным спетом. Завтра он поведёт свой отряд в полном боевом порядке! И, что бы ни ожидало их впереди, они не посрамят чести пионеров!

* * *

Солнце уже просвечивает сквозь листву, когда, сложив рупором ладонь, командир горнит утреннюю побудку. Ребята послушно вскакивают, протирают глаза и… бросаются к знамени.

– На зарядку становись! – останавливает их спокойный голос командира. – Назначаю кашеварами Мазина и Русакова! Варить грибную кашу!

– Есть варить кашу!

– Привести в порядок одежду!

– Есть привести в порядок одежду!

– Объявляю приказ по третьему отряду: через час выступить в полном боевом порядке! Направление – Макаровка.

– Есть! – радостно откликается отряд.

– Пионеры! К борьбе за дело Ленина будьте готовы!

– Всегда готовы!

Глава 53
В пути

Снова тёмные чащи, запутанные тропинки. В оврагах и в сырых, болотистых местах острая осока ранит ноги. На коротких привалах – грибная похлёбка, сине-пепельная ежевика. От ежевики губы у ребят синие, пальцы как будто испачканы чернилами.

Сева находит какие-то растения, годные для еды.

– Это паутинистый лопух, – говорит он. – Корни его похожи на спаржу, их едят.

– Ну тебя, Малютин! – обижается Мазин. – Всегда ты что-нибудь придумаешь! Если хочешь знать, это просто колючки; их называют собаками, потому что они цепляются за платье.

– Это верно, но корни молодого лопуха едят. Жаль, у меня нет книжки – я бы тебе доказал.

– Он правду говорит, – неожиданно вступает в разговор Генка. – Я сам читал про это. А кислицу варил и ел.

Мазин безнадёжно машет рукой:

– Как-нибудь без лопухов обойдёмся.

– Генка, сколько отсюда до Макаровки километров? – спрашивает Васёк.

Генка морщит лоб:

– Як бы по шоссе, то недалеко. А так – кто его знает… може, километров двадцать…

Трубачёв спешит. Грибная похлёбка без соли и хлеба плохо подкрепляет силы. Голод начинает одолевать ребят: щёки у них пожелтели, глаза ввалились, около губ обозначились глубокие складки. От долгой, непривычной ходьбы болят ноги. Тапочки прохудились – ребята идут босиком, пробираясь по глухим местам, заросшим крапивой и колючками. Но никто не жалуется.

«Вот дойдём до Макаровки – и всё будет хорошо!» – думает каждый.

На привалах подробно обсуждается встреча с девочками; ребята оживляются, радуются.

– Трубачёв! Трубачёв! Мы так тихонько подойдём к их дому и – рраз! – как выскочим!

– Ну, «выскочим»! Там ведь фашисты. Надо тихо, по одному как-нибудь… Можно даже просто вызвать Валю или Лиду.

– Нюру надо вызвать! – вставляет Одинцов.

– Эх, Макаровка! Ещё найдёт ли нас Митя!

Мальчики еле плетутся. Лес, лес и лес… Нигде не видно просвета.

– А не заблудимся мы, Генка?

– Ни.

Потянулись сухие, нагретые солнцем вырубки. Под пнями – редкие, почерневшие ягоды земляники. Нет воды. Воду, запасённую на последнем привале, потратили на похлёбку. Зелёное ведёрко пусто. Бобик, свесив на сторону сухой язык, уныло плетётся сзади.

136